Читаем без скачивания Мир, в котором меня ждут. Ингрид - Екатерина Каптен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Господин Аскольд Кристгейр терпеливо дождался момента, пока Ингрид выйдет с ним на контакт. Хотя вначале девочка была очень замкнута, уже через пару часов она вовсю разговаривала с остальными членами семьи. Вместе с Кьярвалем Фолькором они сидели в гостиной и вели беседу о том, как принято лечить людей на земле. Вопросы они задавали такие, что Ингрид порой совсем не понимала, о чём идёт речь, поскольку представления о медицине на земле и в Междумирье сильно отличались.
– То есть на земле нет знахарей, которые готовят лекарства в своей деревне для каждого страждущего? – снова спросил Аскольд Кристгейр.
– Нет, на земле есть районные поликлиники, где принимают врачи. Каждый врач сидит в своём кабинете, к нему может попасть любой пациент.
– А зачем так много врачей? – Он задумчиво тёр подбородок.
– Ну как зачем? – Теперь уже удивлялась Ингрид. – Врачи же разные. Одни лечат горло, другие – живот, третьи – кости, если они сломаны, четвёртый – сердце, лёгкие, почки там…
Конечно, для Ингрид разделение врачей по специальностям было делом привычным, но она никак не ожидала, что такой подход столь озадачит двух князей.
– То есть любую болезнь на земле лечат по частям? – удивлённо переспросил Кьярваль Фолькор. – И лекарство тоже выписывают по частям тела заболевшего?
– Есть терапевт, это врач, который, ну…
Ингрид подбирала слова, чтобы объяснить это максимально доступно.
– …лечит всё по чуть-чуть. Если он знает, что за болезнь, тогда выписывает лечение, если видит, что не может вылечить, то отправляет к специалистам.
– Значит, на земле всё-таки лечат болезни? – Этот вопрос Аскольда Кристгейра поставил Ингрид в тупик, она даже растерялась, отчего потеряла терпение и стала резкой.
– А, собственно, что ещё можно лечить? Нет, я понимаю, что кроме болезней ещё есть травмы, и их тоже надо лечить, – сказала Ингрид уже с раздражением, – но неужели в Междумирье таких болезней нет?
– Болезни у нас, разумеется, есть, – очень спокойно ответил Аскольд Кристгейр, – и травмы тоже. У нас бывают такие травмы, которые, скорее всего, на земле и не видели… Просто мы предпочитаем лечить человека целиком.
Ингрид осеклась.
– Простите, пожалуйста, – сказала она. – Я плохо подумала, слишком, видимо, привыкла к этой системе, когда на каждый орган свой специалист…
– Вы просто не знаете альтернативы, вас всегда лечили только так, поэтому мы и не поняли друг друга, – сказал Аскольд Кристгейр.
– Тогда я совсем не понимаю, как же тогда вы лечите? Лечите человека от всех болезней одинаково? Тут у меня воображение может разыграться…
– А, нет, – добродушно улыбнулся он в ответ, – мы лечим человека целиком. Я немного уточню. Даже если человек приходит с жалобами на живот, мы исследуем его всего, проверяем глаза, уши, язык, смотрим кожу, делаем всё, чтобы отыскать корень болезни. Иногда корень в том, что человек не может мысленно расстаться с проблемой, и из-за этого страдает всё его тело.
Кьярваль Фолькор сидел и молчал. Он был старше своего шурина, его медно-красные волосы, забранные назад, были подколоты на затылке в хвост. Он носил бороду, не очень длинную, но широкую, был плечист и приземист. Манера держаться была схожей с манерой Улава. Эдвард как-то говорил, что семья Рейдэл и Лагуна состоят в родстве – очевидно, по мужской линии. Наконец Кьярваль Фолькор заговорил.
– Дорогая Ингрид, очень рад нашей с вами беседе, я из неё много узнал про землю. Расскажу вам, как принято лечить людей здесь. В Междумирье в любой деревне вы найдёте местного знахаря, который способен приготовить лекарство от обычных хворей. Он собирает дикие травы и выращивает лечебные в своём саду. Если случай серьёзнее, то нужен лекарь. Лекари принимают в лечебницах и лазаретах – в городах и при многих монастырях. В ещё более сложных случаях нужен уже целитель. Но их не так много: до уровня целителя доходит не каждый лекарь. По сути, нет разницы, что лекарь должен лечить, какую именно болезнь. К нему приходит страждущий, и он не должен уйти ни с чем. Даже у постели умирающего целитель оставляет утешение.
Ингрид кивнула и внезапно спросила:
– А что делать с хроническим насморком?
Оба князя рассмеялись.
– Я очень ценю практический подход! – заметил Кьярваль Фолькор.
Беседа закончилась на приятной ноте. Остаток вечера Ингрид провела с подругами и с их матерями. Госпожа Бьяркана – Сигне Иде – была беременна пятым ребёнком, поэтому ходила медленно и осторожно. Её внешность говорила о том, что она не чистая северянка: волосы намного темнее, плечи уже и глаза – светло-карие, почти оранжевые.
Чем больше Ингрид видела, как общаются между собой члены семей, тем больше её кололо изнутри неприятное чувство. Что в доме Георга Меркурия, что здесь она открывала в себе новые, ранее неизвестные черты. В какой-то момент, когда внезапно все переключились друг на друга внутри семьи, отделившись от гостьи, её даже начало тошнить от нахлынувшего раздражения. Девочка пыталась найти хоть какое-то место, где почувствовала бы себя непринуждённо, но такового нигде не было. Тогда она решила пойти и заняться тем же самым, чем занималась в доме Георга Меркурия: рисованием.
В учебном кабинете, в котором проводились занятия для детей до их поступления в Ликею, было тихо. Сага, на вопрос Ингрид о бумаге и грифелях, на бегу ответила, где они хранятся, и исчезла где-то в многочисленных комнатах поместья. Девочка достала листы бумаги, грифельные карандаши и встала за конторку, чувствуя себя одиноко. Она застыла, ища вдохновение для рисунка, но её рука уже сама изображала фигуру человека, сидящего за столом. В минуты, когда её никто не трогал, она часто вспоминала Антона Павловича. Робкие попытки на земле обратить его внимание на себя заканчивались провалом, что доставляло много печали. В тёплом доме семьи Бьяркана эта горечь была особенно заметна.
Руки скользили по бумаге, грифель громко чиркал, на листе появился человек без лица. Он всем был похож на Антона Павловича, только лицо, пустое, невыраженное, сияло белым пятном. На одежде появлялись штрихи объёма, когда вдруг в учебной комнате раздался тихий голос:
– А можно потише, пожалуйста.
Ингрид выронила грифель, он покатился по конторке и упал, расколовшись надвое от удара об пол. Девочка поморщилась: пожалуй, звук бьющегося карандаша был одним из самых неприятных в её жизни. Она наклонилась, чтобы поднять оба кусочка, и сказала на ходу:
– Простите, пожалуйста, я не заметила вас.
Она стала искать глазами того, кто говорил. В учебной комнате у каждого окна стояло по конторке, а чуть дальше, у стеллажей с книгами, находился целый эркер. В глубине его совершенно неприметно сидел мальчик лет восьми. Он зарылся с чтением в удобных подушках на подоконнике и не издавал ни звука, пока Ингрид была здесь. После случая с рисунком в доме опекуна она уже начала бояться детей. Этого мальчика она ещё не видела со всеми, когда приехала. Или, может, не заметила во время полдника.
– Вы – Ингрид? – внезапно спросил он.
– Да, это я, – ответила она.
– А почему вы не с сёстрами?
– Э, ну… Они заняты, я пошла рисовать…
– Я могу посмотреть? – мальчик сказал и поднялся с места, чтобы посмотреть рисунок.
Он прищурился и посмотрел на лист.
– А почему он без лица? – и тут же небрежно добавил: – Моя сестра не хуже рисует. А Фридрик так и ещё лучше.
Её добили эти слова. Ингрид помрачнела, ей было очень обидно. Она скомкала рисунок и оставила его на конторке. Мальчик не ожидал такой реакции, понял, что сказал что-то не то, но как исправить ситуацию, не знал, поэтому быстро юркнул обратно в книги.
Дверь в комнату распахнулась,
